АКАДЕМИЯ НАУК СССР
научно-популярная серия

М.А.БЕЗБОРОДОВ
Член-корреспондент Академии Наук БССР

М.В.ЛОМОНОСОВ

И ЕГО РАБОТА ПО ХИМИИ И

ТЕХНОЛОГИИ СИЛИКАТОВ

К двухсотлетию первой научной химической лаборатории в России

1748 ~ 1948

ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР МОСКВА-ЛЕНИНГРАД

1948

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПЕРВАЯ НАУЧНАЯ ХИМИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ В РОССИИ

Вскоре после возвращения на родину и назначения адъюнктом Ломоносов начинает борьбу за организацию химической лаборатории при Академии Наук.

Составляя историю академической канцелярии, он так писал об этом в 1764 г.: «Ломоносов с самого своего приезду требовал для упражнения в своей химической науке, чтобы построена была при Академии лаборатория».[П. Б и л я р с к и и, ук. соч., стр. 064 («Краткая история о поведении академической канцелярии»).] Борьба за ее создание логически вытекала из его взглядов на науку, на задачи ученого.

Свой тезис о том, что «истинный химик должен быть теоретиком и практиком», он мог воплотить в жизнь только в том случае, если бы у него оказалась возможность экспериментировать. Поэтому он должен был иметь в своем распоряжении лабораторию, где он мог бы ставить опыты и вести экспериментальные научные наблюдения, где он мог бы вести испытания и изучение различных веществ рудного и нерудного происхождения.

Первое свое предложение об организации химической лаборатории при Академии Наук Ломояосов подал в январе 1742 г. Текст этого предложения не сохранился. Мы узнаем о нем из второго доношения Ломоносова, написанного в мае 1743 г. по тому же поводу: «Минувшего 1742 года в генваре месяце подал я, — писал Ломоносов в 1743 г., — в Академию Наук предложение о учреждении химической лаборатории, которой еще при Академии Наук не было, где бы я ... мог для пользы отечества трудиться в химических экспериментах; однако на оное мое прошение не учинено никако решение». В том же доношении он писал далее, что он может не только «химические эксперименты для приращения натуральной науке в Российской Империи в действие производить» и писать о том на русском и латинском языках в журналах, но и других обучать физике, химии и натуральной минеральной истории. Лабораторию следует учредить и для того, чтобы он мог «в химических трудах беспрестанно упражняться, и как химической практике, так и теории, с присовокуплением физики и натуральной минеральной истории, других желающих обучать»; он должен это делать еще для того, чтобы затраченные на его обучение за границей деньги и его труды там не пропали напрасно.

«И есть ли б в моей возможности было, чтоб мне на моем коште лабораторию иметь и химические процессы в действие производить можно было, то бы я Академию Наук о том утруждать не дерзал, но понеже от долговременного удержания заслуженного мною жалованья в крайнюю скудость и почти в неоплатные долги пришел; для того не токмо лаборатории и к тому надлежащих инструментов и материалов завесть мне невозможно, но с великою нуждою мое пропитание имею». Поэтому Ломоносов просит учредить лабораторию из «академической суммы» и «определить» в нее двух студентов — Степана Крашенинникова и Алексея Протасова,

Первое предложение Ломоносова об организации лаборатории, влесенное им в январе 1742 г., осталось совсем без ответа, На второе предложение его, поданное в июне 1743 г. и только что изложенное, последовал такой ответ: «отказать, [потому] что за неимением при Академии денег, и за неподтверждением штата, по сему ево доношению ничего зделать не можно».

Так окончилась и вторая попытка Ломоносова получить согласие на организацию лаборатории. Однако это не остановило его, и он продолжал дальнейшую борьбу за осуществление своей идеи. Проходит еще почти два года, и Ломоносов снова обращается в Академию Наук с настойчивым предложение» по тому же поводу; в этог раз он прилагает к своему обращению проект самой лаборатории. В этом, третьем по счету, обращении Ломоносов приводит другие мотивы для организации лаборатории, о которых он ранее не упоминает. Ранее он ссылался на то, что лаборатория нужна для его занятий и для обучения других. Предложение 1745 г. Ломоносов подкрепляет другими соображениями: лаборатория нужна для помощи промышленности и для изучения природных ресурсов государства. Он указывает при этом на практику других Академий, которые благодаря своим лабораториям приносят большую пользу родине. Приводим далее текст третьего обращения Ломоносова, поданного в марте 1745 г, «В Императорскую Академию Наук представляет тоя же Академии адъюнкт Михаила Ломоносов, а о чем, тому следуют пункты:

«I. В прошлых 1742 и 1743 годех в Генваре и Майе месяце подал я в Академию Наук представление двоекратно о учреждении Химической лаборатории при оной Академии, однако на те мои представления не учинено ни какого решения.

«2. Императорской Академии Наук довольно известно, что химические эксперименты к исследованию натуральных вещей и к приращению художеств весьма нужны я полезны, н что другие Академии чрез Химию много прежде неслыханных натуральных действ находят в пользу физики и художеств, и тем получают себе не меньше пользы и славы, нежели от других высоких наук. И так Академия Наук ясно видеть может, коль великаго и нужнаго средствия к исследованию натуры и к приращению художеств без Химической лаборатории она не имеет.

«З. И хотя имею я усердное желание в химических трудах упражняться и тем отечеству честь и пользу приносить, однако без лаборатории принужден только однем чтением химических книг и теорею довольствоваться, а практику почти вовсе оставить и для того от ней со временем отвыкнуть.

«Того ради Императорскую Академию Наук третично покорнейше прошу, дабы поведено было при оной Академии в удобном месте учредить Химическую лабораторию с принадлежащими к тому инструментами и материалами; а как оную лабораторию учредить надлежит, о том покорнейше предлагаю при сем проект и план. Марта дня 1745 году Академии Наук Адъюнкт Михаила Ломоносов». К этому предложению были добавлены «проект о учреждении химической лаборатории при Императорской Академии Наук» и план ее.

В проекте Ломоносов писал, что «для способнейшего учреждения химических действий и опытов должно построить особливую хоромину, длиною в 6, а шириною в 4 сажени, и оную разделить на две части, из которых бы одна шириною была в 2, длиною в 4 сажени, а другая длиною и шириною в 4 сажени.

«В большей половине по середке поставить очаг с кожухом и трубою, которой в длину должен быть 2, а в ширину l 1/2 сажени. Кожух над очагом поставить на четырех толстых железных прутах и укрепить на верьху между потолочными брусьями на боутах. А на потолке под кровлею будет место куда ставить посуду и класть уголье.

«В меньшей половине поставить шкапы и полки для поклажи разных материалов, мелких инструментов и нужных химических книг. А для зимнего времени печь, и для записки химических опытов стол».

В проекте Ломоносов далее сообщает, что расположение печей и перечень их видны на плане, а о потребных материалах, посуде и разных подробностях устройства лаборатории он подаст в Академию «особливой реестр, когда оная того потребует».

Во второй половине проекта Ломоносов изложил общие свои соображения о том, чем и какими методами он предполагает заниматься в лаборатории. Здесь он высказывает свои намерения сочетать химию и физику; заниматься получением чистых химических веществ; изучением реакций между ними; вести анализ и синтез химических соединений; получать новые вещества, которые нужны в промышленности и народном хозяйстве, и т. д. Эта часть проекта особенно интересна для определения химических интересов и взглядов Ломоносова.

Это третье обращение Ломоносова также осталось без движения. Вскоре Ломоносов был утвержден профессором химии — первым русским профессором химии. Высочайший указ о том последовал 25 июля 1745 г. В это же время академики подали в Сенат жалобу на И. Д. Шумахера в связи с общими непорядками в Академии, и в частности по поводу беспорядочного расходования государственных средств. В своем доношении они считали главным виновником всех непорядков советника Канцелярии Академии Наук И.Д.Шумахера, который стремился вести единолично все академические дела. Академики писали, между прочим, и по поводу химической лаборатории: «при всех Академиях имеется лаборатория химическая, а при здешней такого нужного учреждения с начала не было. Ежели же г. советник Шумахер достоин, чтобы над всем дирекцию иметь, то как он по сие время о сем деле не подумал?». [П. Пекарский. История императорской Академии Наук в Петербурге т. II. СПб., 1873, стр. 343.] И действительно, Академия Наук насчитывала двадцать лет своего существования и не имела химической лаборатории. Советник Иоганн Даниил Шумахер, злой гений Санкт-Петербургской Академии Наук, враг продвижения русских людей в этой Академии и личный враг самого Ломоносова, ответил на жалобу академиков обвинением их же самих в этом.

«Подлинно, что поныне никакой химической лаборатории не заведено, и я должен признаться, что при Академии никакая наука так худого успеха не имела, как сия», — отвечал Шумахер. Далее он вкратце изложил историю о всех профессорах-химиках, которые были в Академии Наук с ее основания и до 1745 г. и которые несут ответственность за это. Первым профессором химии был назначен курляндец Михаил Бюргер, приехавший в Петербург в марте 1726 г. Возвращаясь в пьяном виде от президента Академии Л. Л. Блюментроста 22 июля того же года, Бюргер вывалился из экипажа и разбился на смерть. На его место был приглашен натуралист ботаник Иоганн Георг Гмелин, получивший звание профессора химии и натуральной истории в 1731 г. Специальных познаний в химии он не имел. В 1732 г. Гмелин отправился с экспедицией в Сибирь и пробыл вне Петербурга до 1743 г. Уезжая в экспедицию, он сумел добиться согласия тогдашнего президента Кайзерлинга на то, чтобы до его возвращения профессором химии никого не назначали. Появился на короткое время в Академии Наук Франциск Мигенд, студент медицины, состоявший адъюнктом (1736—1737 гг.), но он не оставил никаких следов своей научной деятельности и уехал обратно в Германию. Вернувшись в Петербург, Гмелин не приступил к занятиям химией; он занялся исключительно обработкой коллекций растений, привезенных из Сибири, и вовсе не проявлял никакого интереса к организации в Академии химической лаборатории и к развитию химической науки. Вскоре он уехал в Германию.

Таким образом, до появления Ломоносова никто не проявлял интереса к организации химической лаборатории в Академии Наук; его предшественники ничего не сделали для химической науки и лишь формально значились химиками. Некоторое исключение из них представлял И. Г. Гмелин, который опубликовал в 30-х годах XVIII в. несколько статей по химии в «Санкт-Петербургских Ведомостях».

Ломоносов поэтому с полным правом и по существу может называться первым профессором химии в России. Отвечая на жалобу академиков и перенося на них вину за отсутствие химической лаборатории, Шумахер лгал. Напомним, что до 1745 г. Ломоносов дважды (в 1742 и 1743 гг.) вносил предложение об организации лаборатории и дважды безуспешно; этот двукратный провал, конечно, объяснялся больше всего и прежде всего противодействием советника академической канцелярии Иоганна Даниила Шумахера. Если бы последний действительно хотел помочь делу, то Ломоносову не пришлось бы трижды обращаться в Академию Наук. Больше всего мешала организации химической лаборатории боязнь Шумахера и его сторонников, что это вызовет усиление Ломоносова и продвижение других русских ученых в Академию Наук. Видя невозможность открыто препятствовать далее продвижению Ломоносова и организации лаборатории, Шумахер предпринял другой ход, чтобы устранить русского претендента на кафедру химии. Шумахер предложил взять на себя «химическую профессию» приехавшему из Голландии анатому Аврааму Каау Бургаве (младшему) и обещал тому «прибавочное жалованье». [П. Б и л я р с к и и, ук. соч., стр. 065.]

Однако этот ход Шумахеру не удался, так как Бургаве отказался от его предложения, узнав, что тот ведет интриги против Ломоносова.

Борьба Ломоносова за создание химической лаборатории была лишь частным проявлением той борьбы, которая велась им в Академии Наук с представителями немецкой группировки, возглавлявшейся советником академической канцелярии Иоганном Даниилом Шумахером — человеком ограниченным, своекорыстным и далеким от науки. Шумахер и его окружение прекрасно понимали, что усиление Ломоносова и продвижение вместе с ним других талантливых русских людей может быть концом для бесконтрольного хозяйничанья группы бездарных иностранцев, которым были далеки интересы России. Поэтому они оказывали упорное сопротивление всякой инициативе Ломоносова и препятствовали любому его успеху.

В 1760 г. Ломоносов написал статью о необходимости преобразования Академии, в которой он дал характеристику отношения Шумахера и его сторонников к русским, и к самому Ломоносову в частности. «Шумахеру было опасно происхождение в науках и произвождение в профессоры природных Россиян, от которых он уменьшения своей силы больше опасался. Того ради учение и содержание российских студентов было в таком небрежении, по которому ясно оказывалось, что не было у него намерения их допустить к совершенству учения. Яснее сие понять можно, что Шумахер неоднократно так отзывался, я де великую прошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессоры. И недавно зять его [Тауберт, —М. Б.], и имения и дел и чуть не Академии наследник, отозвался в разговоре о произведении Российских студентов: разве де нам десять Ломоносовых надобно. И один де нам в тягость». [Там же, стр. 443. - В этой статье Ломоносов рекомендовал не допускать властвовать над наукой людей малоученых, не давать власти чужестранцам, недоброжелательным к ученым россиянам, и т. д.]. Приглашенные Петром I для временной технической помощи иностранцы, и в частности немцы, не могли сколько-нибудь заметно влиять при нем на ход событий в России. Совсем не то получилось позже, после его смерти. Весьма яркую характеристику поведения немцев при Анне Ивановне, находившейся на русском престоле с 1730г. по 1740г., дал В. О. Ключевский. Предоставим ему слово:

«Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из «клеотур» двух сильных патронов, «канальи курляндца», умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольде, обер-штальмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника. При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольде, обер-гофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упада на доимочные деньги, выколачиваемые из народа.. Недаром двор при Анне обходился впятеро-вшестеро дороже,.. чем при Петре I, хотя государственные доходы не возрастали,.. ¦ скорее убавлялись». [В. Ключевский. Курс русской истории, ч. 4-я. М., 1910„ стр. 391.]

После переворота 25 ноября 1741 г., приведшего на престол, Елизавету Петровну, положение при дворе изменилось; немцы, стоявшие наверху, «попадали». Но в Академии Наук положение по существу не изменилось. Того «сора», о котором говорил В.О.Ключевский, находилось в ней еще немало. Кроме невежды и бюрократа И.Д.Шумахера, в ней подвизался саксонский шпион Юнкер. К этому же иностранному сброду принадлежал и учитель детей Бирона — «академик» Ле-Руа, написавший, доклад на тему «О надгробной надписи на могиле Адама, предполагаемой на острове Цейлоне». Немец Байер, не знавший русского языка, первый начинатель норманской теории происхождения Руси, не хотел затрачивать времени на изучение русскому языку и предпочитал заниматься китайским языком. «Историк» Миллер, писавший об истории России, искажал, и порочил славное прошлое русского народа в угоду своим немецким вкусам. Таковы были эти представители немецкой: шумахеровской группировки — враги русского народа, создававшие затхлую атмосферу в русской Академии Наук. Ломоносов знал цену этим «ученым»; знал и их тайные помыслы и вел; борьбу с ними до конца своей жизни за развитие русской науки, за интересы своей родины. В письме к Теплову (1761 г.), в котором он упрекал последнего в поддержке «недоброхотов Российским ученым», Ломоносов писал: «Чтож до меня надлежит, то я к сему себя посвятил, чтоб до гроба моего с неприятельми наук Российских бороться, как уже борюсь двадцать лет; стоял за них смолоду, на старость не покину. [П. Билярский, ук. соч., стр. 502-503.]

Нельзя не подчеркнуть, что Ломоносов был, конечно, далек от ненависти и недоброжелательства к иностранцам вообще, и к немцам в частности. Он был женат на немке. Он находился в дружеских отношениях с рядом ученых — иностранцев, был связан с ними дружеской и деловой перепиской. Ломоносов всегда с большим уважением относился к Христиану Вольфу и другим иностранцам, которые были подлинными учеными и которые не делали науку средством своей карьеры или корыстных интересов.

Получив звание профессора, Ломоносов стал с еще большей настойчивостью добиваться организации химической лаборатории.

Теперь он решил обратиться к академическому собранию, к так называвшейся конференции Академии Наук.

25 октября того же года он подал на латинском языке докладную записку. Он сообщает в ней, что трижды обращался в Канцелярию Академии Наук о постройке лаборатории и пока не добился никакого результата. «Не получив желаемого, я вынужден был заниматься только чтением химических книг и умозаключениями до сегодня, — писал он. — Так как на меня теперь возложены обязанности профессора, то вы, конечно, понимаете, что по своей профессии я должен высказать вам «мое мнение о постройке химической лаборатории и о снабжении ее всеми приборами... Я не сомневаюсь, что необходимые средства будут отпущены из императорской казны. . . Особенно имея в виду, что химические опыты прольют не меньше света в естественных и других науках и в искусствах, чем принесут пользу государству и славы Академии: это подтверждается примерами других известных академий». [Цит. по ук. соч. Б. Н. Меншуткина, стр. 333.]

Академики единодушно поддержали обращение Ломоносова. Конференция обратилась с ходатайством по поводу этого в Канцелярию Академии Наук. Последняя в лице Шумахера вынесла 2 ноября решение — направить предложение Ломоносова вместе с проектом и планом конференц-секретарю профессору астрономии Христиану Николаю Винцгейму, которому поручалось доложить об этом деле конференции и сообщить мнение последней в письменном виде в Канцелярию. Такое письмо за подписью самого Шумахера было немедленно же послано Винцгейму. Последний ответил 5 ноября, что он не сможет представить на рассмотрение конференции «для того, что где профессор [т. е. Ломоносов] давно уже о том предложил профессорскому собранию и о том учинена уже резолюция». [П. Б и л я р с к и й, ук. соч., стр. 73.] Таким образом, четвертый раз Шумахер в бюрократической переписке потопил предложение Ломоносова о лаборатории.

Ломоносов не отступил и настойчиво продолжал борьбу; он стал добиваться своей цели, минуя Канцелярию Академии Наук, возглавлявшуюся Шумахером. От имени профессорского собрания было составлено доношение, которое Ломоносов зачитал в заседании конференции. Она приняла текст и утвердила его к направлению в Сенат. Цитируем далее вторую редакцию текста (с внесенными исправлениями), подписанную профессорами; этот текст был впервые опубликован Б. Н. Меншуткиным. [Б. Н. Меншуткин, ук. соч., стр. 335.]

«В Правительствующий Сенат Академии Наук от профессорского собрания доношение

«Прошедшего октября 25 дня профессор Михаила Ломоносов объявил в помянутом собрании, что он по возвращении своем из Германии, будучи адъюнктом, просил в канцелярии академической о учреждении химической лаборатории троекратно, а именно прошлого 1742 года в Генваре м-це, в 1743 году в Майе, и сего 1745 года в Марте месяце, однако на оные его прошения никакого решения не учинялось. И для того предложил он в том же собрании, чтобы именем всего собрания о учреждении помянутой химической лаборатории просить в Правительствующий Сенат. И понеже мы всеобще усмотрели, что химическая лаборатория при Академии Наук для исследования натуральных вещей весьма нужна и профессор химии без оной надлежащий пользы приносить не может, равно как профессор астрономии без обсерватории и надлежащих к тому инструментов. Того ради Правительствующий Сенат всепокорнейше просим, дабы по примеру других славных академий, поведено было при Академии Наук построить химическую лабораторию по приложенному при сем рисунку и оную удовольствовать нужными к тому инструментами и другими принадлежностями и на то определить особливую сумму сверх положенной на Академию Наук. А сие бы было много долговечнее и безопаснее, ежели бы поведено было помянутую лабораторию построить ис кирпича со сводами и при ней бы дом для профессора химии, ибо не ретко случается, что химические операции несколько дней без перерывно продолжаются, причем оному профессору безотлучно быть надобно. Декабря 15 дня 1745 года».

Доношение было подписано 8 профессорами и в их числе Василием Тредьяковским и Михаилом Ломоносовым.

Сенат быстро откликнулся на отношение профессорского собрания и 20 декабря запросил Канцелярию Академии Наук о бывших представлениях Ломоносова по поводу лаборатории: «Оной же Академии от профессора химии Михаила Ломоносова какие в прошлых 742 в Генваре, 743-м в Майе и сего 1745-м годех в Марте месяцех о учреждении химической лаборатории в тое Академию представления были ль; или по ныне ничего не учинено, и для чего? Секретарь Дмитрей Львов».

Правительственный указ последовал через полгода. 1 июля 1746 г. из кабинета е. и. в. через Сенат было приказано построить химическую лабораторию «по приложенному чертежу» в Петербурге, на Васильевском Острове, при Академии Наук за счет кабинета. Теперь — поскольку распоряжение правительства было — следовало иы приступить немедленно к его выполнению, тем более что отпускались средства из кабинета, а не академические, которых могло бы не быть. Однако Шумахер решил продолжать противодействие и не желал приступить к реализации приказа правительства.

В начале 1747 г. произошел очередной взрыв негодования академиков, вызванный тем, что Шумахер не отпускал им вовремя средства на экспериментальные работы. В числе других провинностей его особо упоминалось, что «профессору Ломоносову химической лаборатории не сделали». Шумахер вновь ответил бюрократической отпиской; он сообщил, что рисунок лаборатории не утвержден профессорским собранием, а без этого нельзя начать ее постройку.

В середине 1747 г. дело с постройкой лаборатории наконец начало подвигаться. Всем строительством государственных зданий, в том числе и домов Академии Наук, ведала «Канцелярия от строений». 28 июля 1747 г. от нее поступил запрос, где должна быть построена лаборатория. Вопрос этот в значительной степени должен был разрешаться в зависимости от того места, где жил тогда Ломоносов.

В доношении профессорского собрания от 15 декабря 1745 г. высказывалось пожелание, чтобы лаборатория находилась поблизости от дома профессора химии, «ибо не ретко случается, что химические операции несколько дней без перерывно продолжаются, причем оному профессору безотлучно быть надобно» (см. выше).

Комиссия, занимавшаяся выбором места для лаборатории и имевшая в своем составе самого Ломоносова, учла это пожелание. Она вынесла решение строить лабораторию на территории, расположенной у боновского дома и находящейся в Ботаническом саду («огороде»), принадлежавшем Академии Наук.

Между Первой и Второй линиями Васильевского острова, неподалеку от Тучкова моста, находились здания, принадлежавшие Академии Наук и носившие общее наименование «боновского» дома. Жившие в нем ранее И.Г.Гмелин и И.Р.Сигизбек выехали, и Ломоносову с 1 августа 1747 года, как профессору, был предоставлен почти весь дом, состоявший из 10 жилых покоев, 1 кухни и троих сеней. [П.Пекарский, ук. соч., стр. 371 (здесь дано описание боновского дома, составленное в 1739 г. архитекторами Трезини и Оснером).] Название этого дома объяснялось тем, что в бироновское время его собственником был генерал Бонн; последний передал затем дом своему родственнику Бреверну (состоявшему в 1740—1741 гг. президентом Академии Наук). В 1739 г. Бреверн продал этот дом Академии Наук, а название дома «боновский» сохранилось за ним лишь по старой памяти. Именно в этом одноэтажном деревянном доме Ломоносов и получил после возвращения из-за границы в 1741 г. две комнаты («каморки»). С августа 1747 г. он занимал в нем ту половину, которая выходила на Поперечный переулок (ныне упраздненный), располагавшийся параллельно Малой Перспективе (ныне Среднему проспекту) и соединявшему Первую и Вторую линии.

О решении Комиссии Канцелярия от строений была извещена 18 августа, но она не принимала никаких мер к постройке, пока Ломоносов вновь не вмешался сам в это дело. 10 марта 1748 г. академическая канцелярия по его настоянию послала запрос о том, почему Канцелярия от строений не приступает к постройке.

Проходит еще двадцать дней, и Канцелярия сообщает, что химическую лабораторию предписано строить за счет кабинета е. и. в., а в ведомости о расходах Канцелярия от строений ничего не упомянула об этой постройке и не получила на нее ассигнования. Но есть, однако, выход из создавшегося положения, подсказывала Канцелярия от строений, а именно: из «Статс-конторы отпущено три тысячи рублей на исправление разных других работ, и ежели Академия Наук соблаговолит предпринять постройку лаборатории из этой суммы», то Канцелярия от строений примет расходы на этот счет и представит о них сведения в Статс-контору. [П. Б и л я р с к и й, ук. соч., стр. 99. - Статс-контора возникла в 1718 г. и ведала всеми государственными расходами. С 1730 г. во 1756 г. она была в Москве.]

Академическая канцелярия согласилась с таким предложением и 6 апреля поручила академическому архитектору Иоганну Якобу Шумахеру (брату советника Канцелярии) вместе с Ломоносовым составить план и смету всех расходов на постройку лаборатории. Поручение о составлении нового плана и строительного проекта, а также сметы были выполнены архитектором Шумахером к 25 мая при участии Ломоносова. (План лаборатории и ее разрез представлены на стр. 56), Смета была представлена в сумме 1470 р. 95 коп. После торгов постройка лаборатории была поручена подрядчику Михаилу Горбунову, который обязался ее сделать за 1344 рубля.

План лаборатории Ломоносова. (С чертежа архитектора И. Я. Шумахера).

Первый камень фундамента был заложен утром 3 августа 1748 г. Постройка шла быстро, и 4 октября 1748 г. Ломоносов писал в академическую канцелярию доношенис: «Учреждаемая при Академии Наук в ботаническом саду лаборатория приходит к окончанию, и печи все и горн складены, для которых просушки и для топления наступающею зимою при лаборатории построенной камеры потребно дров сухих пять сажень, также и сторож, который бы при химических опытах уголье носить и лабораторию чисто содержать и при ней безотлучно быть мог». [Там же, стр. 114.]

Вертикальный paзpeз лаборатории Ломоногока. (С чертежа архитектора И. Я. Шумахера).

Семилетняя борьба Ломоносова за создание первой в России научной химической лаборатории, начатая им в 1741 г., окончилась его победой. Советник И. Д. Шумахер и немецкая группировка не смогли сломить его настойчивости и упорства.

Лаборатория Ломоносова была окончена постройкой к 12 октября 1748 г. В этот день он сообщал в Канцелярию Академии Наук: «Лаборатория, которая прошедшего августа 3 числа, при ботаническом саду заложена, приведена со всем внешним и внутренним строением к окончанию и подрядчик Михаиле Горбунов по контракту все исполнил». [Там же, стр. 116.]

Еще до окончания постройки лаборатории, в июле и в августе 1748 г. Ломоносов составил заявки на потребную посуду, инструменты и материалы, с указанием, где их можно достать; они стоили по тогдашним ценам около 600 рублей. Таким образом, вся лаборатория Ломоносова в целом (как ее постройка, так и оснащение) обошлась приблизительно в 2000 рублей. Однако приобретение материалов и изготовление приборов продолжалось и далее, когда Ломоносов приступил к своим исследованиям и опытам.

Место, где находилась первая лаборатория Ломоносова, показано нами на плане, представляющем собой часть Васильевского острова города Ленинграда. Внешний вид ее показан на стр. 60. [Рисунки дают изображение макета лаборатории М. В. Ломоносова, выполненного в 1/10 натуральной величины по проекту реконструкции архитектором Р.И.Капланом-Ингель, заведующим Ломоносовским музеем; макет хранится в этом же музее в Ленинграде (В. О., Университетская набережная, д. 3). Фотоснимки предоставлены были нам архитектором Р.И.Капланом-Ингель, которому выражаем благодарность.] Внутреннее устройство изображено на стр. 61 (передняя стена лицевого фасада и часть крыши сняты, чтобы показать внутренность лаборатории.

Место, где находилась первая в России научная химическая лаборатория Ломоносова

План части Васильевского острова гор. Ленинграда.

Лаборатория была построена на расстоянии около 30 м от дома, где жил Ломоносов; это давало возможность ему бывать в ней почти безотлучно, о чем он высказывал пожелание еще в своем доношении 15 декабря 1745 г.

Лаборатория представляла собой одноэтажное кирпичное здание с двухскатной крышей, покрытой черепицей. Две трубы возвышались над крышей; одна из них играла роль вентиляции и предназначалась для отвода продуктов горения лабораторных печей, другая - для отвода дыма из печи для отопления. Здание состояло из сводчатого помещения, где находились лабораторные печи, и двух небольших комнат, названных Ломоносовым «камерами». Одна из камер предназначалась «для взвешивания материй, разделения их и т. д.», Другая - «для посуды, которая не всегда в употреблении, кладовая для хранения». Чердак предназначался для хранения приборов и химической посуды.

Лаборатория Ломоносова.

Общая площадь лаборатории была около 100 м2. Не останавливаясь подробно на описании внутреннего устройства, отметим, что она была достаточно обеспечена лабораторными печами различных типов. Сам Ломоносов так писал об этом:

«В нашей лаборатории девять печей, которых нам достаточно». Далее он перечисляет их: 1) плавильная печь, 2) пробирная печь, 3) вторая плавильная печь, 4) перегонная печь, 5) печь с сильным дутьем, 6) финифтяная печь, 7) обжигательная печь, 8) печь для варки стекла и 9) печь для дигерирования (т. е. для длительного нагревания при слабом огне). Плавильные печи 1 и 3 одинаковой величины. «Мы озаботились устроить их, - писал Ломоносов, - ввиду многообразного ежедневного их употребления: ведь все химические операции, производящиеся огнем, очень удобно можно в них осуществлять, если потребует необходимость». Пробирная печь была построена с «внутренней печкою» (муфелем), окруженной углями. Муфели - гончарной работы, сделанны из жирной глины, «противящейся огню». [Б. Н. Моншуткин, ук. соч., стр. 409-410.]

Внутренний вид лаборатории Ломоносова.

Краткое описание печного оборудования лаборатории говорило о том, что Ломоносов имел в виду основательно заниматься работами, связанными с плавкой и обжигом. Можно смело сказать, что если бы Ломоносов предполагал создать специальную силикатную лабораторию, предназначенную прежде всего для работ по химии и технологии стекла и фарфора, он не оборудовал бы ее иначе, чем была оборудована его химическая лаборатория. Как известно, Ломоносов действительно занимался в ней много работами по химии и технологии стекла, а также работами по фарфору. [М. А. Безбородов. Ломоносов - основоположник научного стеклоделия Стекло и керамика, № 4, 1948, стр. 4-7 (см. также - гл. IV и V этой книги).]

Поэтому лабораторию Ломоносова с полным правом можно рассматривать не только как первую научную химическую. лабораторию, но и как первую научную силикатную лабораторию в России, в которой он закладывал в середине XVIII в, - основы научного стеклоделия.

Лаборатория Ломоносова скоро приобрела известность, и упоминание о ней уже встречается в 1750 г. в книге А.Богданова, посвященной описанию Петербурга. В разделе 13 под наименованием «Лаборатории» в параграфе 2 написано:

«Лаборатория императорской Академии Наук, в которой отправляются всякие химические опыты».

Ломоносов проработал в этой лаборатории до 1757 г., когда он передал ее химику Сальхову. Сам он переехал в этом году в свою собственную усадьбу на Мойку, находившуюся в том месте, где ныне дом № 61 по улице Герцена, принадлежащий Ленинградскому областному управлению Министерства связи СССР. Она помещалась в центре тогдашнего Петербурга в адмиралтейской части города. В.К.Макаров, изучавший эту усадьбу по аксонометрическому плану Петербурга, составленному русскими архитекторами Горихвостовым, Яковом Алексеевым, Иваном Соколовым и 10 архитектурными учениками Академии Художеств под руководством Пьера Антуана Сент-Илера (Pierre Antoine de St.-Hilaire) в 60-х годах XVIII в., показал, что Ломоносов имел рядом со своим жилым домом на Мойке одноэтажное здание лаборатории. Сюда он перенес частично экспериментальные работы после переезда из первой своей василеостровской химической лаборатории в 1757 г.; другой экспериментальной базой служила ему усть-рудицкая стекольная фабрика, где под его руководством работал Иван Андреевич Цильх, брат его жены.

Место, где находилась ycадьбa Ломоносова (ныне улица Герцина дом 61}

Центральная часть гор. Ленинграда.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

.ЛАБОРАТОРНАЯ РАБОТА ПО ХИМИИ И ТЕХНОЛОГИИ СТЕКЛА

Стекло, представляющее собой «первый продукт философии химии», по выражению алхимика конца XIII в. Раймундуса Луллуса, было одним из главных научных увлечений и предметом настойчивых занятий Ломоносова в организованной им первой научной химической лаборатории в России при Санкт-Петербургской Академии Наук. [П. М. Лукьянов пишет, что первая химическая лаборатория в России была организована в 1720 г., при Петре I; однако она выполняла работы лишь производственного и контрольного характера и никаких научных, исследовательских заданий не имела (П. М. Лукьянов. 225 лет первой химической лаборатории в России. Журн. прикл. химии, т. XIX, № 1, 1946, стр. 3-6). На основании архивных первоисточников нам удалось установить, что первое упоминание о лаборатории на «Невской порпелиновой мануфактуре» (ныне Государственный фарфоровый завод в Ленинграде) относится к апрелю 1749 г., хотя она была организована Д.И.Виноградовым раньше. Эта лаборатория разрабатывала рецептуру фарфоровых масс, глазурей и керамических красок из отечественного сырья (ЦГАДА, ф. «Дворцовый отдел», опись 315, д. 52389, .Л. 4 об.).]

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА В РАБОТАХ ЛОМОНОСОВА

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЛАБОРАТОРНАЯ РАБОТА ПО ФАРФОРУ

ГЛАВА ПЯТАЯ. ФАБРИКА В УСТЬ-РУДИЦАХ

(Последние исправления - 14.12.2001)