Существует несколько толкований названия химии. Согласно одному, chymeia — наливание, настаивание. Мы слышим здесь отголосок древней практики восточных врачей — фармацевтов, извлекавших соки лекарственных растений. Согласно другому, корень в слове «химия» — khem или kha'me, che'mi или chu'ma, что означает и «чернозем», и «черную страну». Так называли Древний Египет, а с Египтом связывали искусство черных магов, рудознатцев, золотых дел мастеров. Но рядом — и изучение земных недр (лат. hu'mus — земля). Греческий словесный ряд даст нам хюмос cumoz — сок; хюма cuma — лнтье, поток, река; а хи'мевсис (cumensiz) — смешивание. Отсюда техника литья металлов, приготовления всевозможных смесей. Наконец, древнекитайское «ким» означает «золото». В этом значении химию можно считать златоделием. Такое толкование за ней и закрепилось.

Самое название алхимия появляется лишь в XII в. и существует вплоть до XVI в. (частица ал арабского происхождения). В системе химического знания Александрийской эпохи, как, впрочем, и в последующие века европейского средневековья, алхимия как особая деятельность обособляется как герметическое искусство. Алхимия составляет существенную часть «герметических» знаний средневековья (наряду с астрологией и кабалой) — от Гермеса Трисмегиста (Трижды Величайшего) — легендарного ее основателя. Изучение александрийской алхимии свидетельствует о ее полифункциональной природе, причем обнаружение ее составляющих приводит к достаточно достоверным соображениям об истоках алхимического искусства. Основные источники алхимии: имитационное злато- и среброделие как особая отрасль химического ремесла; платоновские и аристотелевские умозрения по поводу мира веществ; гностицизм — одиозная раннехристианская еретическая секта; герметизм египетских магов — жрецов позднеэллинистической эпохи. Правда, ни Платон, ни Аристотель не имеют прямого отношения к ранней алхимии. Платон пришел в алхимию в неоплатонической версии. При этом необходимо иметь в виду числовую символику неопифагорейцев, объясняющую алхимический миропорядок. Кроме того, и учение гностиков, взятое алхимией, едва ли выглядело исторически чистым. Бесспорны и ассиро-вавилонские, и зороастристские влияния. Но именно учение гностиков с его жесткой поляризацией мира на исключающие друг друга крайности (добро-зло; материя-дух), при незыблемой кастовости алхимии, способствовало решительному противостоянию алхимии пониманию вещественного мира в формирующемся христианстве.

Примечание. В 1979 г. в издательстве «Наука» вышла наша книга «Алхимия как феномен средневековой культуры». Главы V—IX данного раздела представляют собой химическое истолкование основных материала и идей, развиваемых в этой книге. Приводимые в тексте некоторые достаточно известные фактические сведения из истории ремесленной химии и алхимии заимствованы в основном из источников [7, 18, 55, 88, 96, 97, 102, 103].

Алхимия II—VI вв. естественно включается в состав неоплатонической учености Александрийской Академии. «Изумрудная скрижаль («Tabula smaragdina») Гермеса Трисмегиста — ярчайший документ александрийской алхимии; основополагающий апокриф, время создания которого предположительно относят к XII в. Вместе с тем, по мнению исследователей, именно в этом тексте ассимилируется александрийский алхимический опыт.

Космогонические притязания — характерная черта этого текста, как, впрочем, и других герметических сочинений. Земные предметы скрыты. Лишь иногда дают о себе знать. Вещей, собственно, и нет. Есть лишь пафос грядущего единения «всех вещей — горних и дольних», что обещает «благодатные и удивительные применения... всех вещей этого мира», оказавшихся «в дланях» адепта. Операции с веществом лишь декларируются. Зато образ алхимического космоса целостен и конкретен.

Попробуем в Гермесовой скрижали увидеть Вселенную, прочесть этот текст как мифоэпическое заклинание, свидетельствующее о конструктивных усилиях адепта создать собственную космологию — образ алхимической вселенной.

Можно было бы обосновать все тринадцать тезисов «Изумрудной скрижали» как материал, из которого строится картина мира, как бы преодолевающая сущностную проблему христианского вероучения: разрыв земли и небес, плоти и духа. Конечно же, преодоление это не вполне логично, зато вполне еретично. Но важно самое движение мысли. Этот идейный смысл гермесовой скрижали и есть тот рычаг, опираясь на который, адепт герметического искусства заново творит космос, усматривая его в микрокосмосе запущенных в дело вещей, в то же время божественных и причастных Единому. Это Единое может сжиматься до бесформенного Ничто, но и подыматься до безграничного, тоже бесформенного, Всего, отливаясь в формулу: «Все есть одно» и наоборот. Так, в оперировании над конкретными вещами — о них речь дальше — таится деяние вселенского свойства: в мирке алхимических сосудов — мир вселенский. А раз так, то и требования к вещам практического мирка иные: вещи эти могут быть декоративными, но непременно быть... похожими на вещи действительные. Между тем и дух-Солнце представлен лишь в материи-Луне. И поэтому алхимическая духовность еще слишком груба, материальна. И значит тоже декоративна.

Но в те же самые времена живет вполне настоящая технохимическая практика. Цветовая лжетрансмутация металлов в золото и серебро; окрашивание и амальгамирование; лакирование; изготовление фальсифицированных под золото и серебро сплавов; техника крашения и изготовление пигментов. Используются различные химикалии: натрон (сода), поташ, квасцы, купорос, бура, уксус, ярь-медянка, свинцовые белила, сурик, киноварь, сажа, соединения железа и мышьяка. Технохимикам ведомы свойства семи металлов (Медь, золото, олово, свинец, серебро, железо, ртуть.), со знанием дела их применяют. Получение «искусственного» золота технологически воспроизводимо. Расписаны все стадии этого процесса.

Получение «искусственного» золота — главное достижение имитационного технохимического ремесла.

Технохимия этой поры представлена в двух папирусах III в. «Лейденский папирус X», переведенный и прокомментированный М. Бертло {Найдена 1828 г. в Фивах; прочитана 1885 г. [4, т. 1, с. 3-73].}, содержит сто рецептов, предписывающих приемы золотоподобных имитаций.

Более универсальным источником является «Стокгольмский папирус» {Найден в 1830 г. Переведен и прокомментирован в 1908 г. [5, т. 1, с. 7 и ел.]. }, содержащий 152 рецепта, из которых только 9 посвящены золотоподобным имитациям; 73 — подделкам драгоценных металлов и жемчуга; 70 — главным образом пурпурному крашению тканей.

Этими папирусными сводами, собственно, и исчерпывается александрийская техническая химия, лишь в смысле цели совпадающая с алхимией. Даже беглый взгляд на тексты этих сводов и текст «Изумрудной скрижали» убеждает нас в том, что мы имеем здесь дело с разными «специальностями». Правда, и в той, и в другой цель — золото. Но если для алхимика — это лишь повод для космических построений, то золото для технохимика — практическая цель, связанная, однако, не с метафизической трансмутацией, а с реальными химическими превращениями. Может быть, и по этой причине заклинаний в папирусах почти нет. Между тем герметические тексты Александрии — заклинание сплошь.

Лейденский и Стокгольмский папирусы, с одной стороны, и «Изумрудная скрижаль», с другой — почти чистые «жанры». Другие тексты свидетельствуют о начинавшемся и тогда взаимодействии мистифицированной алхимии и практической технохимии. Должно, конечно, прибавить к этому взаимодействию третий компонент, а именно теоретико-философскую мысль неоплатоников первых веков новой эры (Плотин, Прокл, Ямвлих) об эманации Единого, иерархии духовно-вещественных ценностей, формирующих картину мира. Здесь следует особо подчеркнуть антиатомистическую тенденцию неоплатонизма, сохранившуюся в алхимии и в последующие времена. Плотин (III в.): «...Каждая вещь состоит из материи и идеи. Это подтверждает также индукция, показывающая, что уничтожающаяся вещь сложна. Например, если чаша распадается на [слитки] золота, а золото превращается в воду [расплавляется], то и вода требует соответствующего превращения. Необходимо, чтобы элементы были или идеей, или первой материей, или состояли из материи и идеи. Но идеей они не в состоянии быть, ибо как могли бы они без материи иметь объем и величину? Но не в состоянии они быть и первой материей, ибо они подвержены уничтожению. Стало быть, они состоят из материи и идеи, а именно, они — идея по качеству и форме, материя же — по субстрату, который не определен, поскольку он не идея» [6, т. 1, с. 543]. И как следствие: «...атомы не могут иметь значение материи, так как они вообще не существуют, невозможно созидать из атомов другое естество, помимо атомов...», «...никакой демиург ничего не создает из материи, лишенной непрерывности» [там же, с. 544].

Алхимик — конструктор Вселенной — нуждался в сплошном материале, в «Едином», которое, по Плотину, есть «потенция всех вещей» [там же, с. 551]. Или: «Материя должна быть не сложной, а простой и по своей природе чем-то единым, ибо таким именно образом она лишена всего» [там же, с. 545]. Путь к этому единому — экстатический путь: «...будет чудом постичь его (единое.— Авт.) вне бытия. Обращая на него свой взор, наталкиваясь на него в его проявлениях, умиротворяйся и старайся больше понять его, постигая его непосредственно, и обозревай сразу величие его в том, что существует после него и благодаря ему» [там же, с. 552].

Олимпиодор (VI в.) переводит мысль Плотина в алхимический план, считая, что элементы Аристотеля суть принципы тел, но не всякий принцип есть элемент. В самом деле, неделимые [атомы] для некоторых философов являются принципами вещей, но это не элемент. Принцип должен быть источником активности порождаемых вещей. Таким образом, элемент — и материальное, и духовное начало. Атом же — бездуховен и поэтому тоже немыслим для алхимического спиритуализма. Именно золото Олимпиодор считает единым принципом миростроительства [7, с. 364]. За этим стоит учение о ртутно-серном элементаризме, утвердившееся в пору зрелого средневековья.

Конечно же, учение о четырех элементах выглядело у алхимиков как учение наставительное. Живая проблемность обернулась косной догматикой. Но если и в самом деле принять учение об элементах началом алхимического теоретизирования, то сказать об этом начале нужно.

Диалог Платона (V—IV в. до н. э.) «Тимей» изучен всесторонне. Подчеркнем лишь то в «Тимее», что могло бы заинтересовать алхимика, обратись он и впрямь к Платону. Но дело в том, что и Платона, и Аристотеля алхимик читал в окостеневшем виде — из вторых рук. «Огонь, вода, земля и воздух — это видимые тела» [8, т. 3 (1), с. 487],— прочел бы он там. Качества четырех элементов формулируются как пределы ощущений каждого, когда смерть одного есть жизнь другого, ибо «огонь живет смертью земли, воздух живет смертью огня, вода живет смертью воздуха, земля — смертью воды» [там же, с. 504]. Таков круговорот первоэлементов в «Тимее». Их как бы нет. Они — лишь метафора идейного мироустройства. Зато есть их гармонические формы. Свет именно такая форма огня: «Боги замыслили, чтобы явилось тело, которое несло бы огонь, не имеющий свойств жечь, но изливающий мягкое свечение, и искусно сделали его подобным обычному дневному свету» [там же, с. 485]. Огонь демиурги искусно сделали подобным свету. Огонь (свет) предстает как изделие. Огонь как стихия-начало бесплотен. Зато огонь — носитель свойств огнистости. Он — качество без вещи, его несущей. Он — принцип, идея. Платоновские начала — это и эстетические принципы, ибо из них ваяется космос, но не как из глины четырех сортов.

Реальный мир — лишь одна из возможностей демиурга. Но возможностей много. Что мог взять из платоновских стихий алхимик для своего космоса? Почти ничего, ибо с платоновскими началами нельзя обращаться, как с вещами. Зато можно манипулировать с идеями, как это и делал демиург. Такая мысль пришлась бы алхимику по душе, прочти и в самом деле он этот диалог.

И все-таки в «Тимее» изложен ...весь златоискательский план той алхимии, которая много веков спустя возникнет.

«Положим,— говорит Платон,— некто, отлив из золота всевозможные фигуры, без конца бросает их в переливку, превращая каждую во все остальные; если указать на одну из фигур и спросить, что же это такое, то будет куда осмотрительнее и ближе к истине, если он ответит: «Золото», и не станет говорить о треугольнике и прочих рождающихся фигурах как о чем-то сущем, ибо в то мгновение, когда их именуют, они уже готовы перейти во что-то иное, и надо быть довольным, если, хотя бы с некоторой долей уверенности, можно допустить выражение «такое» ...Природа принимает любые оттиски... отпечатки по образцам вечно-сущего» [там же, с. 491].

Но алхимик усмотрел бы здесь и свое, алхимическое. Если бы отливки были сделаны из разных металлов, то золото — их эссенция, а отличия в форме — их акциденции, устранимые рукотворными процедурами, укорененные в идее трансмутации. Если же, как в этом случае, металл — един, т. е. золото, то и оно — только оно — существенно, ибо прибавки — дело рук. Незыблема лишь идея «золотости» — квинтэссенции; элементы-стихии — пока за текстом и пребывают в метафорической необязательности. До поры.

«Среди всего того, чему только что было дано название плавких жидкостей, есть и то, что родилось из самых тонких и самых однородных частиц, а потому плотнее всего: эта единственная в своем роде разновидность, причастная блеску и желтизне,— самое высокочтимое из сокровищ, золото, которое застыло, просочась сквозь камень. У золота есть и производное: по причине своей плотности оно твердо и отливает чернотой, а наречено оно адамантом. По свойствам своих частиц к золоту ближе всего [род], который, однако, имеет не одну разновидность, и притом он в некотором отношении плотнее золота; вдобавок он еще и тверже, ибо в нем есть небольшая примесь тонкой земли, но легче по причине больших промежутков в его недрах: это — один из составных родов блестящих и твердых вод, а именно медь. Когда содержащаяся в меди примесь земли под действием дряхления снова отделяется и выступает на свет, она именуется ржавчиной» [там же, с. 502].

Это «алхимическое» место у Платона уже дает сравнительную «химико-аналитическую» и «физико-химическую» характеристику золота, алмаза, рудничной меди. При этом свойства вещи поставлены в зависимость от ее состава (не от состава в нынешнем смысле, а от качества: чернота, твердость...). Золото в этом ряду — эталон. Медь — лишь ухудшенный эталон. Тут-то и могут понадобиться «умные» руки алхимика, способные вылечить ее, обратив ее в золото. Но это — лишь возможный гипотетический подтекст.

Если у Платона свойства идеального золота функционально связаны со свойствами идеальных начал, то мир Аристотеля (IV в. до н. э.) реальней. «Способностью ощущения, — говорил Аристотель, — душа различает тепло и холод, т. е. то, некоторое отношение чего есть плоть; существо же плоти душа различает иной способностью, или существующей отдельно от способности ощущения, или находящейся с ней в таком отношении, как ломаная линия сама с собой, когда она выпрямляется» [9, т. 1, с. 434]. Это — руками проверяемый принцип, но не кирпич мироздания, из которого можно что-то выстроить. Принципы смешиваются, но смешиваются в принципе — не только руками. Химия как «химевсис» (смешение) отсюда еще не следует. Даже к постижению сущности вещей учение об элементах пути не открывает.

ПЕТР БОНУС. «НОВАЯ ЖЕМЧУЖИНА НЕСЛЫХАННОЙ ЦЕНЫ». Венеция, 1546. Гравюры на дереве.

Король, символизирующий золото, обращается к сыну (ртуть — Меркурий) и пяти слугам (серебро, медь, железо, олово и свинец), свидетельствуя собственное всемогущество. Ни слова не говоря, Меркурий убивает собственного отца. Последующие события — осмотр раны, положение во гроб, истлевание останков, высвобождение духа, воскрешение во плоти — составляют сюжеты гравюр 3—13. На последней гравюре изображен коронованный Меркурий, коронующий в свою очередь, королевских слуг (несовершенные металлы). Сквозной сюжет всех четырнадцати гравюр символизирует обретение несовершенными металлами потенции к трансмутации ценою смерти тленного тела во имя воскрешения в новой славе и блеске. Меркурий — ртуть — получает богоподобную мощь философского камня, облагороженного королем — золотом, пролившим кровь, активирующую совершенствование металлов и высвобождающую их от порчи

Для этого нужна иная абстрактно-логическая способность как подспорье ощущающей способности. Но и здесь химия тоже пока не причем. У Аристотеля есть и механическое смешение. Оно, напротив, «инженерно» насквозь. Но не о нем сейчас речь. Речь об аристотелевском «миксисе». Это тоже смесь, но представляющая новое тело, отличное от смешиваемых, но при этом качественно-элементно их воспроизводящая: «...Слог есть что-то, не одни только звуки речи (гласный и согласный), но и нечто иное; и также плоть — это не только огонь и земля, или теплое и холодное, но и нечто иное» [там же, с. 222].

Вот уже и смешаны, казалось бы, элементы Аристотеля; приведены в смешение непонятным способом через как будто умозрительный миксис, ведущий лишь к «умозрительной» химии.

Аристотель отличает смесь теплого и холодного (огня, воды и воздуха) от миксиса [10, кн. 1, гл. 10, 328а]. Но это констатация качественного различия между «смешением элементов» (в принципе) от миксиса (тоже, впрочем, в принципе). Только механическая, количественно фиксированная смесь опытно воспроизводима.

Но можно ли смешать руками бесплотные качества? Можно, говорят александрийцы, если эти принципы воплощены в конкретных веществах, причем не таких эфемерных, как воздух, или несмешивающихся с металлами, как вода. Александрийские алхимики находят более практичное воплощение аристотелевых качеств: серу и ртуть, но с этого момента принцип обретает вещественность, а тело-вещь — понятийность. Но сначала свидетельства Александрии II—VI вв. Сера, ртуть и соль дают возможность видеть три субстанции в одной материи: свет, произвольно исходящий из тьмы [11, с. 42]. Все три алхимических начала духовны и вкупе пребывают в Едином — свете, «исходящем из тьмы». Оперирование исключено. Субстанция лишь названа. Она призвана утвердить тезис о троичности мира веществ, открывшегося взору алхимиков: три — в одном. Одни только имена указывают о будущих вещественных видах стихий Аристотеля: сера, ртуть, соль. Происходит «прозрение» будущих самостоятельных веществ. Веществу-сере и веществу-ртути долго еще быть синонимами чистых свойств-качеств. Если металл желтый или красный, то про него говорят, что в нем много серы, возникшей, как ртуть и соль, из первичной материи.

Но из свойств вещей составлены вещи, из признаков тел — тела. Все составлено из серной и ртутной материи. Свойства отождествляются с материями (и наоборот). Свойство-тело. Но здесь же свойство как природная духовность покидает свою телесную оболочку. Ртуть опять-таки духовна, чо действие ее очевидно и воспринимается физически. Синезий (IV—V в.) говорит: ртуть принимает все формы, как воск все цвета. Она делает все белым, берет душу у всех вещей. Он же сообщает, что тела состоят из четырех элементов, так же как элементы эти привязаны к телам. Но что это за элементы? Их первые материи есть их души. Подобно тому как ремесленник, обрабатывая дерево, чтобы сделать кресло или колесницу, или другую вещь, только изменяет материю, давая ей форму; подобно тому как бронза формируется в статую или круглую вазу, точно так же действует и алхимик. Ртуть принимает всякого рода формы. Фиксированная на теле, образованном из элементов, она прочно к нему пристает [12, т. 119, с. 315]. Учение Аристотеля об элементах здесь не работает. Оно лишь провозглашается. Объект — только обрабатываемая ртуть. Этот текст свидетельствует о том, что речь идет об амальгамировании ртутью, сопровождаемом цветовыми превращениями (белением). Вместе с тем ртуть и здесь спиритуалистична: она пребывает внутри тел как неизменный принцип, хотя при обработке формы ее изменяются. Принцип-начало раздваивается, свидетельствуя о двойственной, духовно-материальной своей природе.

И все-таки подразумевается физическое тело, вещество для работы. Рекомендуют взять ртуть, сделать ее густой и положить на медь. Тогда медь побелеет. Но речь не только о побелении меди. Намек на рождение нового белого металла, на трансмутацию красной меди в белый металл — серебро. Ртуть — и краска, и порождающий принцип. Двойственное вещество, но с акцентом на вещество, преобразуемое руками. Духовный момент ушел в подтекст, но оттого не перестал существовать.

Именно такое понимание мира веществ было у александрийских алхимиков. Но эта традиция, ассимилированная названными авторами, восходит к еще более ранним временам, а именно к 200 г. до н. э., к основополагающему сочинению «Физика и мистика». Авторство этого сочинения приписывали атомисту Демокриту (V—IV в. до н. э.), которого поэтому считали отцом алхимии. Уже в новое время было доказано, что Демокрит здесь ни причем, а указанное сочинение принадлежит скорее всего Болосу из Мендеса [Подробнее об этом см. [З]. Далее автора этого трактата будем называть Псевдо-Демокритом.].

Этот текст считают одним из первоисточников Лейденского и Стокгольмского папирусов.

Назовем алхимиков, принявших имена богов: Озирис, Тот (или Гермес Трижды Величайший), Изида, Гор (иногда Гор-Аполлон), Клеопатра, сочинившая трактат «Хризопея», изобретательница водяной бани Мария-еврейка (Коптская), или самих богов и персонажей Ветхого завета, кому адепты алхимии почтительно приписывали высокие заслуги в алхимических делах.

Приписываемые Зосиме, Синезию (IV в.), Олимпиодору и Стефану (VI в.) сочинения, собранные М. Бертло [13], представляют собой странную смесь возвышенных речений Гермесовой скрижали и практических советов папирусов. Причем возвышенные заклинания снижены до вполне внятных теоретических доктрин, а практика рецептов выглядит одухотворенной, принципиально невоспроизводимой. Примечателен трактат Олимпиодора «О священном искусстве», содержащий металлопланетную символику. До нас дошли 28 неполных и искаженных книг Зосима, в которых описаны некоторые практические приемы: «фиксация», или затвердение, ртути — вероятно, изготовление ртутных амальгам; утверждается «тетрасомата»; излагаются приемы имитаций золота и серебра; может быть, впервые высказана идея об алхимическом медиаторе, философском камне, — гипотетическом веществе, способном превращать неблагородные металлы в металлы совершенные — золото и серебро. Он же отсылает читателя к библейскому Хаму из книги Бытия, впервые (?) произнесшему слово «химия».

Таким образом, александрийская алхимия утверждается в качестве посреднической деятельности между теоретизированием в духе позднеэллинистической учености и технохимическим ремеслом. Вместе с тем в текстах александрийской алхимии, представляющей многокомпонентный идеологический комплекс, еще прочитываются страницы исходных преданий — гноститическое сектантство, зороастризм, ассиро-вавилонская символическая традиция, мифологемы эллинистического Египта. Но речь об этом уже шла. Однако философским основанием этой алхимии являются неоплатоническое и неопифагорейское (кабализированные) учения.

Главная задача алхимиков-александрийцев состоит прежде всего в построении собственного космоса при непременной опоре на технохимическую практику. Эта практика исподволь включается в состав алхимии и медленно преобразуется под ее воздействием. Важно, однако, что первые алхимические опытные священнодействия Александрии разыгрываются между технохимическим златоделием и неоплатоническими умозрениями. Алхимическая космогония не есть еще злато-сереброискательская космогония, но уже вполне вещественна. Александрийский этап алхимии можно охарактеризовать перевернутым названием трактата Псевдо-Демокрита — «мистика и физика».

Итак, анализ алхимии первых веков нашей эры в контексте химического ремесла (имитационного златоделия) и неоплатонической натурфилософии выявляет принципиальные проблемы этой деятельности, которые получат дальнейшее развитие в последующие времена: «вещественно-понятийная» переформулировка стихий-качеств древних (алхимический элементаризм); технохимический — «механистический» аспект алхимического опыта; анимистические представления о веществе.

Александрийская алхимия — «мистико-физическая» пора в истории химических знаний средневековой эпохи.

Химия в арабском мире — существенный шаг к ее рационализации.

Эпикура и Эмпедокла. Состав. Ф. А. Петровский. М.: Изд-во АН СССР, 1947, 698 с.

49. Schmid W. Epikurs Kritik der platonischen Elementenlehre. Leipzig, 1936. 64 S.

50. Masson J. Lucretius, Epicurean and Poet. London, 1907. Т. I.

51. Воуапсё P. Lucrece et 1'epicurisme. Paris. 1963. 348 p.

52. Jacques J. Lucrece et 1'histoire de 1'atomisme chimique. La Pensee.- Rev. ration, mod., 1955, N 62.

53. Bachelard G. Leg intuitions atomistiques: Essai de classification. Paris, 1933. 162 p.

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА. Главы V-IX

1. Theatrum Chemicum, praecipuos selectorum auctorum Tractatus de Chemicae et Lapidis Philosophici antiquitate, veritate, jure, praestantia, et operationibus... / Ed. E. Zetzner. Argentorati, 1659-1661. Vol. 1-6.

2. Bibliotheca Chemica Curiosa, seu Rerum ad Alchemiam portinentium Thesaurus Instructissimus... / Ed. J. Magnet. 1702. Т. 1. Coloniae Allobrogum. T. 2. Genevae, 1702.

3. Kopp H. Geschichte der Chemie. Braunschweig, 1843-1847. Theil 1-4.

4. Berthelot М., Ruelle Ch. Collection des anciens alchimistes... Paris: Stein-heil, 1887-1888. T. 1-3.

5. Lippman E. 0. von. Entstehung und Ausbreitung der Alchemie. Springer-Verl. Bd. 1. Berlin, 1919; Bd. 2. Berlin, 1931. 742 S.; Weinheim, 1954. Bd. 3.

6. Антология мировой философии. В 4-х т. Т. 1. Философия древности и средневековья. Ч. 1-2. М.: Мысль, 1969. 936 с. Т. 2. Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. М.: Мысль, 1970. 776 с.

7. Lindsay J. The origins of alchemy in Graeco-Roman Egypt. New York, 1970.

8. Платон. Соч. / Пер. С. С. Аверинпева. Т. 3 (Тимей), ч. 1. М.: Мысль, 1971. 686 с.

9. Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 1. Метафизика. О душе. М.: Мысль, 1975. 549 с.

10. Aristotle. De generatione et corruptione. Oxford, 1922.

11. Berthelot М. Les origines de 1'alchemie. Paris, 1885 (2e ed. 1938).

12. Berthelot М. Revue de Deux Mondes. Paris, 1893.

13. Berthelot М. Introduction a 1'etude de la chimie, des anciens et du moy-en age. Paris, 1889 (2e ed. 1938).

14. A Testament of Alchemy Being Revelations of Morienus to Khalid ibn Jazid / Ed. and transl. by Lee Stavenhagen. Hannover; New Hampshire, 1974.

15. Jabir ibn Haiyan al-Tarususi. Alchemiae Gebri arabis philosophi solertissimi libri... Bernae, 1545.

16. Geber. Works... L., 1928.

17. Ар-Рази. Книга тайны тайн / Пер. У. И. Каримова. Ташкент, 1957. 192 с.

18. Holmyard E. J. Alchemy. Edinburgh, 1957.

19. Hoofer J. Ch. F. Histoire de la chimie.- T. 1-2. Paris, 1866-1869.

20. Leicester H. М., Klickstein H. S. A Source Book in Chemistry. 1400 - 1900. New York; London, 1952.

21. Albertus Magnus. Libellus de alchemia. Berkeley; Los-Angeles, 1958. 80 p.

22. Bacon И. Mirror of Alchemy. London, 1597.

23. Bacon R. Speculum Alchemiae. London, 1702.

24. Basilius Valentinus. Chymische Schriften... Hamburg, 1700. Bd. 1-2.

25. Basil Valentine. The triumphal chariot of antimony. London, 1893.

26. Lenglet Dufresnoy Nicolas. Histoire de la philosophic hermetique. Paris, 1742. T. 1-3.

27. Пуассон. А. Теория и символы алхимиков. Великое делание / Пер. под ред. А. В. Трояновского. - Изида, 1914-1915; Пг., 1915. 116 с.

28. Macquer P. Dictionnaire de chymie.- Т. 1-4. Paris, 1778; Neuchatel, 1789.

29. Thomas d'Aquin. Traite de la pierre philosophale.- Bibliotheque rosic-rucienne, ser. I. Paris, 1898, N 6.

30. Голланд Иоанн Исаак. Собрание разных достоверных химических книг... СПб., 1787. 865 с.

31. Морозов H. А. В поисках философского камня. СПб., «Общественная польза», 1909. 301 с.

32. Read J. Prelude to Chemistry. New York, 1937. 327 p.

33. Vincentius Bellovacensis. Speculum naturale. V. 1-2. Strassburg, 1481.

34. Цейтлин S. А. Алхимия и религия. Исторический очерк, - Воинствующий атеизм, 1931, № 10, с. 27-79.

35. Libavius Andreas. Alchemia. Frankfurt, 1597.

36. Fontaine J. La fontaine des amoreux de science. Paris, 1861.

37. Agrippa Henricus Cornelius ab Nettesheym. De incertitudine et vanitate omnium scientiarum et artium liber. Francofurti, 1593.

38. В. П. Зубов. Аристотель. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 366 с.

39. Лейбниц. Новые опыты о человеческом разуме. М.; Л.: Сопэкгиз, 1936. 484 с.

40. Boyle R. The Sceptical Chemist. London, 1772; London; New York, 1949. 230 p.

41. Partington J. Д. A History of Chemistry. London: Macmillan, 1961. Vol. 2. 795 p.

42. Мейер Э. История химии с древнейших времен до настоящих дней / Пер. со 2-го нем. изд. с предисловием проф. Д. И. Менделеева. СПб.: изд. В. Эриксона, 1899. 513 с.

43. Менье Л. История медицины / Пер. с франц. М.; Л., 1926. 322 с.

44. Telesio Bernardino. De rerum natura iuxta propria principia. Neapoli, 1570; ...A curo L. de Franco. Cosenza, 1965.

45. Зубов В. П. Развитие атомистических представлений до начала XIX века. М.: Наука,1965. 371 с.

46. Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л.: Наука, 1970. 663 с.

47. Ronchi V. Storia della luce. Bologna, 1952. 285 p.

48. Рамсей У., Оствальд В. Популярные научные очерки (Из истории химии). Пг.: Образование, 1920. 96 с.

49. Зубов В. П. Очерки развития основных физических идей. М.: Изд-во АН СССР, 1959.

50. Рабинович В. Л. Алхимия как феномен культуры. - Природа, 1973, № 9, 10.

51. Рабинович В. Л. Созерцательный опыт Оксфордской школы и герметическая традиция.- Вопросы философии, 1977, № 7, с. 137-147.

52. Aristotelis tractatus alchimistae ad Alexandrum Magnum de lapide phi-losophico.- In: Artis auriferae quam chemiam vocant antiquissimi autho-ri. Basel, 1593.

53. Pernety A. J., Dictionarie Mitho-Hermetique. Paris, 1787.

54. Studer P., Evans I. Anglo-Norman Lapidaries. Paris, 1924.

55. Фигуровский H. А. Очерк общей истории химии. От древнейших времен до начала XIX в. М.: Наука, 1969, с. 455.

56. Theophrasti Bombasti ab Hohenheim dicti Paraceisi Operum Medico Chemicorum. Francofurti, 1603.

57. Аверинцев С. С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и законо мерности творческой фантазии.- В кн.: О современной буржуазной эстетике. М.: Искусство, 1972, вып. 3, с. 110-155.

58. Арнольд us Вилланов». Салернский кодекс здоровья / Пер. с лат. Ю. Ф. Шульпа. М.: Медицина, 1970. 109с.

59. Чугаев Л. А. Открытие кислорода и теория горения в связи с философ скими учениями Древнего мира. Пг.: Науч. хим. тех. изд-во. 1919. 80 с.

60. Paracelsus. The Hermetic and Alchemical Writings... Hermetic Chemist ry. London, 1894. Vol. 1.

61. Johannis Baptistae Van Helmont Opera omnia. Francofurti, 1682.

62. Sennert Daniel. Opera. Lugduni, 1676. Vol. 1-6.

63. Angeli Salae Opera medico-chyniica. Francofurti, 1682.

64. Sylvius Francois de la Вое. Opera medica. Amsterodami, 1680.

65. Tachenius Otto. Hippocrates chymicus. London, 1677.

66. Biringuccio Vannoccio. Pirothechnia. New York, 1943. 474 p.

67. Агрикола Георгий. О горном деле и металлургии. В 12-ти кн. М.: Изд-во АН СССР, 1962. 599 с.

68. Palissy Bernard. Oeuvres Completes. Paris, Blanchard, 1861. 437 p.

69. Palissy В. The admirable discourses / Ed. and transl. by La Rocque. Ur- bana, 1957.

70. Glauber Johann Л. Opera chymica. V. 1-2. Frankfurt a. М., 1658-1659; Works. Engl. transl. London, 1689.

71. Цейтлин 3. А. Философия и логика спиритуалистического мышления (Магия и религия).- Воинствующий атеизм, 1931, № 5, 6.

72. Любимов Н. А. История физики. Опыт изучения логики открытий в их истории. ... ч. 2. Период средневековой науки (вторая пагинация). СПб., 1892-1894. 208 с.

73. Сведенборг Э. О небесах и мире духов и об аде, как то слышал и видел Э.Сведенборг / Пер. с лат. Изд. А. Т. Аксакова. Лейпциг, 1863.

74. Эккартсгаузен Карл. Наука числ. Ч. 1-2. СПб., 1815. Ч. 1. 317 с. 4. 2. 363 с.

75. Эккартсгаузен Карл. Ключ к таинствам натуры. В 4-х т. Тип. Шнора. СПб., 1804-1821.

76. Билинкинс М. Я., Туровский А. М. Об одном герметическом тексте. - Летняя школа по вторичным моделирующим системам. Вып. 3. Тарту, 1968.

77. Пордедж Джон. Истинное познание сущности вещей.- РО ГБЛ, ф. 14.

78. Гомер. Одиссея/Пер. В. А. Жуковского. М.: Худ. лит., 1959. 335с.

79. Dumas J. Lecon sur la philosophic chimique. Paris, 1837. 270 p.

80. Glazer Christoph. Le Traite de la chymie. Bruxelles, 1676.

81. Lemery Nicolas. GOUTS de Chimie... Paris, 1716. 937 p. ;

82. Figuier L. L'alchimie et les alchimistes. Paris, 1860. 421 p.

83. Konn Г. Былое и современное химии / Пер. с нем. Н. И. Мамонтова и А. А. Соколова. М., 1870. 30 с.

84. Либих Ю. Письма о химии / Пер. с нем. П. Алексеева. Т. 1. СПб., 1861. 356 с.

85. Менделеев Д. И. Основы химии, 8-е изд. СПб., 1906. 816 с.

86. Менделеев Д. И. Соч. Л.; М., 1949. Т. 15. 646 с.

87. Delacre М. Histoire de la chimie. Paris, 1920. 632 p.

88. Джуа М. История химии / Пер. с итал. Г. В. Быкова. М.: Мир. 1966. 452 с.

89. Оствальд В. Эволюция основных проблем химии / Пер. с нем. М. И. Прозина, Е. В. Раковского, Е. И. Шпитальского. М., 1909.

232 с. 90 Кедров Б. М. Энгельс о химии. М.: Наука, 1971. 304 с.

91. Jollivet Castellot F. La science alchimique. Paris, 1904.

92. Boiz J. Le Monde invisible. Paris , 1962.

93. Радынский М. А. Алхимия и современные науки.- Изида, 1913, № 9

10. 94 Даннеман Ф. История естествознания. В 3-х т. М.; Л., 1932-1938.

Т. 1, 1932. 432 с.; т. 2, 1936. 408 с.; т. 3,1938. 357 с.

95. Leicester Н. М. The Historical Background of Chemistry. New York,1956

96 Thorndike L. History of Magic and Experimental Science.- Now York,1923-1958. Vol. 1-8.

97. Stillman J. М. The Story of Alchemy and Early Chemistry. New York,1960. 566 p. , тт ii •

98 Needham J. Artisans et alchimistes en Chine et dans le Monde Helleni-stique.-La Pensee, 1970. Т. 152. (Пер. с франц. П. П. Мостового).

99 Герцен А. Н. Письма об изучении природы. - Соч. В 30-ти т. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 3. 363с.

100. Меншуткин Б. Н. Химия и пути ее развития. М.; Л., 1937. 352,с.

101. Kittredge G. L. Alchemy in early New England.- Isis, 1927, v. IX (3).

102. Schmieder К. Ch. Geschichte der Alchemie. Halle, 1832. 613 S.

103. Фестер Г. История химической техники. Харьков: Гос. науч.-тех. изд-во, 1938. 304 с.

104. Ganzenmiiller W. Die Akhemie Mittelalter. Heildesheim, 1967.

(Последние исправления - 25.09.2004)

Глава шестая