(СПУСТЯ столетия интеллектуальных странствий и приключений, далеко уведших нас от матери-природы, мы неизменно и неизбежно возвращаемся к ней, осознавая, что нет ни подлинного значения, ни смысла жизни в отрыве и отчуждении от природы.

Наука — это сстема понятий, методов и инструментов, необходимых для того, чтобы и познавать природу, и жить в согласии с ней. Природа должна органично входить в жизнь любого человеческого сообщества — от самых примитивных доисторических культур до современных индустриальных стран. Но в отличие от первобытного чело-века, жившего слитно с природой и родовым опытом, представитель современной цивилизации — это узник, изолированный от природы, которому, следовательно, и не дано обрести подлинного знания о ней. Возможно, основным и решающим фактором в эволюции западной познавательной системы (а это именно интегральная система, а не просто обособленная от жизни общества специальная наука) является то, что она с самого начала основывалась на рассечении многообразных интимных связей человека с природой.

Картезианский дуализм материи и духа представляет собой образ полного обособления сознания от тела, означающий в то же самое время и отделение бестелесно-го наблюдателя-духа от изучаемой им ''объективной'' природы. Ньютон с предельной ясностью и глубиной извлек все возможные следствия из этого дуализма, представив мир пустынным и уныло-монотонным универсумом, запертым в координатных осях абсолютных пространства и времени, где инертные бескачественные тела соударяют-ся под действием приложенных к ним внешних слепых сил. Зелень деревьев и трав, узоры и краски плавников и крыльев были сочтены всего лишь иллюзорными ''вторичными качествами'', привнесенными работой наших обманчивых органов чувств. В таком мире не было места для радостей и болей человеческих, изгнанных отныне в мир поэтических грез и причуд, только замутняю-щих подлинные очертания объективной реальности. В условиях такого глубокого отчуждения от живой природы, от своей собственной естественной сущности и продолжает существовать современный человек.

Но ведь это изгнание было абсолютно добровольным! В нем не было ни насущной . необходимости, ни фатальной неизбежности. Наша задача понять, почему так произошло и как нам вернуться обратно — уж если и не в рай, то по крайней мере на дорогу, ведущую к более привлекательному и достойному человеческому будущему. Путь к нему лежит через переоткрытие и возрождение нашей естественной сущности и нашего естественного бытия. Этот же путь приведет и к подлинному знанию.

Мне кажется важным сосредоточить внимание на переосмыслении биологических корней нашей человеческой природы, не забывая вместе с тем ни на миг о неразрывной связи ее с нашей социальностью. Социальность входит в самую основу жизни. Она — прямое следствие и проявление фундаментального единства и взаимосвязи всей природы. Это интуитивно ясное и универсальное по значению положение так или иначе подтверждает на каждом шагу и сама западная наука. Единство и внутренняя взаимосвязь природы составляют существенную предпосылку научного познания. Вместе с тем социальные и моральные нормы могут действенно и естественно осуществляться только в жизни, благоприятствующей подлинному познанию и согласующейся с ним. С этой точки зрения сама культура— порождение знания и разума, находящихся в гармонии и сотрудничестве с природой. Стабильное и здоровое общество — это общество, члены которого живут в гармонии с творческим процессом природы и соучаствуют в нем.

ВЗАИМОПОМОЩЬ VERSUS ВСЕОБЩАЯ ВОЙНА

Отвечая на вызов социобиологов, для которых соперничество, агрессия или, хуже того, склонность к убийству суть универсальные человеческие качества, следует отметить, что на самом деле люди по преимуществу с готовностью откликаются на призывы ближних о помощи, и только незначительное меньшинство идет на преступление. Значит ли это, что альтруизм, а не агрессия выступает универсальной человеческой характеристикой? Нет, и альтруизм не является прирожденным свойством человека. Скорее, он представляет собой усвоенный в обучении и воспитании способ поведения, опирающийся на всеобщую человеческую способность к эмпатии, т. е. в данном случае к переживанию удовольствия от доставления радости другому и страдания при виде чужих страданий. А значит, удовлетворение нужд другого человека, само приносящее удовлетворение, не остается без специфического вознаграждения. Такая эм-патия, по-моему, проистекает из опыта взаимосвязи и со-участного бытия с ближними, с себе подобными существами и, в конечном счете, со всей живой природой.

П. А. Кропоткин в одной из работ по этике упоминает, что он именно под влиянием дарвиновского ''Происхождения видов'' занялся в Сибири изучением поведения животных. Ему хотелось найти доказательства межвидовой конкуренции. Результатом его изысканий стали два общих наблюдения: во-первых, действительно существует в высшей степени суровая борьба за выживание, но направленная против неблагоприятных природных условий (чего, собственно, и следовало ожидать в Сибири); во-вторых, даже среди наиболее хищных животных нет никакой смертельной борьбы за выживание между особями одного вида.

Новейшая социобиология в основном нацелена на объяснение фактов сотрудничества среди животных в терминах селективного выигрыша. Но это совершенно превратное понимание жизни природы! Во многих случаях помощь оказывается бескорыстно, когда вовсе не приходится рассчитывать на ответное одолжение, и в ситуациях, когда между особями нет генетического родства.

Но гораздо более важное значение, чем явление сотрудничества и взаимопомощи, имеет то, что животные активно стремятся к обществу себе подобных и с удовольствием разделяют его. Так, журавли, находясь в постоянной активности с раннего утра до вечера, только несколько часов в день тратят на добывание пищи. Все остальное время отдано общению с сородичами, жизни в стае.

Межвидовые ассоциации птиц настолько распространены, что ''было бы несравненно легче описать виды, живущие в изоляции, чем просто перечислить те виды, которые образуют сообщества — и не в целях охоты или устройства гнезд, а просто потому, что жизнь в сообществе приносит им удовольствие и составляет потребность. Птицы проводят много времени в играх и ''спортивных'' упражнениях, отводя лишь считанные часы на поиски пропитания.

Аналогичным образом успешно существуют, соединяясь в большие группы, и млекопитающие — до тех пор, пока не вмешается человек. Важнее всего здесь то, что животные получают удовлетворение, наслаждаются жизнью в сообществе. Общественный образ жизни служит естественной предпосылкой, предвосхищающей существование человеческого рода. ''Социабель-ность'', т. е. потребность в общении и обществе ради них самих, заложена в фундаменте жизни.

Сравнительно низкий уровень соперничества и вражды даже в самых примитивных культурах удивлял антропологов. Дело отнюдь не в том, имеют или не имеют место факты стычек и соперничества из-за чего-либо, а в том, что у человека не существует фатальной, врожденной агрессивности и неуживчивости, но точно так же нет и врожденной предустановленности к полюбовному сотрудничеству. Прежде всего формируется и крепнет чувство связи с другими людьми, сопричастности и потребности в общении, что проявляется в знаках симпатии, расположения и любви.

Социальность не только означает приобретение величайшего преимущества в борьбе за существование при любых обстоятельствах (в противоположность соперничеству, которое может дать преимущество лишь при известных условиях), но также благоприятствует развитию интеллекта, языка, коллективистских чувств (например, чувства социальной справедливости), наконец, морали. Социальность, желанием предрасположенность к общественной жизни является регулирующим и связующим началом как у животных, так и у человека. Такие качества, как сочувствие и эмпатия, подкрепленные опытом совместного бытия, также послужили предпосылками, предшествующими появлению человеческой общественности. Разумеется, общественная жизнь и жизнь в обществе могут развить и усилить эти качества, но они никогда не возникают впервые из навязанного извне социального порядка, они органически присущи природе живого существа.

ИСТОКИ ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ

В отличие от Фрейда и его многочисленных последователей, для которых сексуальность представляет собой важнейший человеческий инстинкт, сравнимый разве что только с инстинктом самосохранения, шотландский психолог Ян Сутти отводит первенство любви. Чувство и идею любви человек впитывает с молоком матери, ее несут материнская нежность и забота. Именно здесь закладываются и формируются эмоциональные связи и ощущения причастности к другим людям, близости к ним, потребность и способность к добру и ожидание его от других людей. Но в том же источнике таится и возможность появления ненависти и агрессии: они ответ на обманутую или утраченную любовь, несбывшиеся надежды, развеянные иллюзии, причиненную боль. Стало быть, именно в способности любви—возможность ненависти; чем глубже и сильнее любовь, тем ярче вспышка жгучей ненависти, когда любовь терпит крах. Как и Кропоткин, Сутти пришел к своим выводам, изучая социальное поведение животных и первобытные культуры. Социальность изначально присуща людям в той степени, что и животным. В свою очередь, в социальность уходят корнями такие человеческие атрибуты, как культура и творчество. Игра и игровое поведение — универсальная черта жизни животных, и столь же органично она присуща человеческому развитию. Игра обеспечивает тесное взаимодействие, когда материнская опека или не нужна уже, или невозможна. В игре рождается творчество. Поэтому именно игра, а не нужда — мать изобретательства.

Что значит жить? Жить — значит творить. Нет, культура и творчество возникают не вследствие подавления и вытеснения сексуального инстинкта, как полагал Фрейд. Напротив, они непременное и необходимое условие подлинного человеческого существования, подлинный смысл его жизни, прямое продолжение и развитие изначального, ни к чему не сводимого чувства любви.

Я убеждена, что реинтеграция интеллекта и чувства составляет существенное условие целостности и полноты разумного опыта и научного понимания природы, другими словами, подлинного познания природы изнутри.

В моем представлении система знаний должна явным образом и неукоснительно строиться на естественных человеческих ценностях, причем в скрытом виде такие приемы и пути созидания знания уже содержатся в западной науке. В своем стремлении освободиться от ценностей, быть сугубо ''(объективной'' она систематически игнорировала и замалчивала человеческие ценности, интересы и переживания. Человека все время стремились разделить на две половины — рационально-мыслительную и противостоящую ей иррационально-чувственную. Голову отсекали от сердца, всячески превознося ее. В итоге технология, из которой изъяты естественные ценности и цели человеческого рода, иными словами, его сердце, попала в подчинение ценностям искусственным и извращенным, ориентированным на прибыль, где жизнь природы и самого человека в лучшем случае оттеснены на второй план. Современный глобальный экологический кризис — это кризис грубо материалистического уклада нашей жизни, его основанности на безжалостной и бездумной эксплуатации и природы, и самих людей. Западная наука и технология принимают во всем этом самое деятельное, ведущее участие. И в Этом смысле переживаемый нами глобальный кризис — это кризис и западной науки, западного рационализма. Это вызов ученым, западным интеллектуалам, на который они могут и должны ответить, лишь повернувшись лицом к нуждам и страданиям людей во всем мире.

ПРИРОДА: ПОЗНАНИЕ ИЗНУТРИ

Для того чтобы обрести подлинное познание природы изнутри, нужно возродить изначальную, первородную, первобытную мудрость, согласную с глубинными основами человеческой жизни и бесхитростно понимающую природу во всей ее первоздан-ности: изобильная, неиссякающая в своей полноте, пребывающая в вечном изменении и становлении природа служит источником и плотью существования всего живого, всего одушевленного, конечной причиной и основой человеческого сознания, устремленного к познанию и творчеству. В культуре, где сохранилось бы, не было бы утрачено это ощущение причастности и вовлеченности в животворящий процесс природы, наука и искусство служили бы все более тесному, интимному слиянию с природой, объемлющей все наше бытие. Идеальное и подлинное знание, подлинно достойные и истинные устремления — это те, которые позволяют достичь всецелого единения с природой, слияния познаваемого и познающего.

В древнем Китае этот идеал понимался как духовное слияние мыслителя с дао — творческим началом, лежащим в основе всего видимого многообразия мира. Поскольку дао вечно, то мыслитель прикасался к вечности в каждой из конечных вещей. Подобно этому в Древней Греции истинное знание понималось как причастность к божественному разуму, лежащему в основе всякого творчества и всякого бытия. В этом гармоничном состоянии согласия познавательная деятельность направляется не бестелесным объективным интеллектом, но, наоборот, страстной вовлеченностью, всецелой причастностью к природе души и тела человека, пребывающих в неразрывном единстве. Наши желания и намерения — это желания и воля самой природы, точно так же, как наши дела и поступки всецело следуют ей и обусловлены ею.

Чувство единства и внутренней взаимосвязи с природой—это отнюдь не просто романтическое умонастроение, привнесенное и воспетое поэтами и мистиками, это и не пережиток наивного первобытного сознания. Это — всеобщая и общезначимая интуитивная данность, к осознанию и всесторонней оценке которой неуклонно и неотвратимо движется современная наука.

Современный глобальный экологический кризис во многом есть прямое следствие познавательной деятельности, в основе которой заложено отрицание всестороннего и живого единства природы. И природа отвечает на это сигналами, которые теперь уже слишком понятны нам: природа — это единая и неделимая экосистема, и любое разрушительное вмешательство в нее в каком-либо регионе планеты немедленно отзывается не только локальными, но и глобальными последствиями. Дж. Лавлок одним из первых указал на то, что поддержание земной атмосферы в состоянии, далеком от термодинамического равновесия и благоприятном для жизни, есть результат единой, согласованной и кооперативной активности всей биосферы. Здесь утверждается, что все организмы биосферы в известной степени успешно сотрудничают, будучи вовлечены в Циклические взаимозависимости, обеспечивающие в итоге возможность жизни для всех. Это положение можно рассматривать в качестве обобщения принципа взаимопомощи среди животных, к которому привлекал наше внимание Кропоткин. Еще важнее то соображение, что живые организмы не столько пассивно адаптированы к среде в результате естественного отбора, сколько активно приспосабливают, изменяя ее, среду, применительно к себе. Иначе говоря, они активно влияют на собственную эволюцию! Это происходит естественным образом, как результат взаимосвязи не только между всеми формами жизни, но и между биологической и физической материей. Они влияют и формируют одна другую в ходе нескончаемых обоюдных воздействий и трансформаций. Каждый вид наделен силой и потенциалом, которые дарованы ему всеми другими видами. Каждый организм неявным образом, но в буквальном смысле присутствует в каждом другом посредством обмена веществом, энергией и информацией. Бытие и становление земных процессов образуют нередуцируемую целостность, и эта целостность включает в себя и наши взаимоотношения с реальностью на самом глубинном уровне.

Нераздельность наблюдаемого и наблюдателя, познаваемого и познающего, всеобщая целостность бытия особенно ярко проявляются в квантовой физике. Здесь достигает своей кульминации долгая история наших попыток расчленения реальности на мельчайшие и простейшие частицы. И только когда ученые добрались до неделимых, исчезающе малых квантов, то обнаружилось, что все усилия были напрасны, что сама задача невыполнима. Оказывается, для создания непротиворечивой квантовой теории необходимо допустить, что наблюдатель и объект составляют неделимое целое, что сам акт наблюдения трансформирует ситуацию, переводя неопределенное вероятностное состояние квантового ансамбля в определенное, которое, однако, не могло быть предсказано заранее. Это обстоятельство натолкнуло Д. Бома и его коллег на мысль пересмотреть идеологию квантовой теории, положив в ее основу принцип всеобщей целостности. Исходя из этого принципа, целостность и внутренняя взаимосвязанность всего сущего — первичная реальность, тогда как разобщенность и фрагментарность иллюзорны.

Как вообще тогда можем мы мыслить себе реальность? Природа сопротивляется любым попыткам упрощающего описания в терминах редукционизма, тупики которого со всей отчетливостью доказывают неадекватность и недостаточность традиционных форм и приемов ее постижения. По мере того как углубляются наши знания о природе, все явственнее проступают ее волшебство и тайна — те самые волшебство и тайна, к которым столь чувствительны были наши далекие предки. Природа — и частица, и волна; она здесь и повсюду в одно и то же время. Для того чтобы ее познать, недостаточно одного только аналитического научного разума, нужны еще и мистические прозрения, и поэтическое воображение, и художественный вкус. Другими словами, в познание должно быть вовлечено все наше целостное существо. Этот путь к знанию был хорошо знаком великим ученым, хотя они редко рассуждали об этом публично. Но этот путь скрыт за семью печатями для традиционной массовой специальной науки, как она представлена в дисциплинарных ведомственных журналах, учебниках и популярных изданиях.

ГАРМОНИЯ БЫТИЯ

Мы уже упоминали, что организмы взаимодействуют с физико-химической средой посредством обмена не только веществом и энергией, но и информацией. Известно, что физические параметры, такие, например, как долгота светового дня, несут информационную нагрузку, вызывая у организмов соответствующую физиологическую реакцию. Давно уже дискутируется вопрос о связи биоритмов и периодических процессов в окружающем мире. Биоритмы точно следуют земным ритмам, которые, в свою очередь, согласуются с ритмами Солнца и Луны. Многие из этих естественных ритмов имеют электромагнитную основу. Сегодня уже существует обширная литература, где исследуется чувствительность живых организмов к слабым электрическим и магнитным полям, имеющим как естественное, так и искусственное происхождение (линии электропередач, всевозможные приборы и т. п.), хотя сами механизмы чувствительности поняты еще недостаточно глубоко.

Возможно, ключ к разгадке этих механизмов может дать исследование сущности биологической организации. Многие молекулярные биологи склоняются к мысли, что все ответы по поводу биологической организации станут возможны лишь после того, как будут выявлены и проанализированы все молекулы организма. Однако организм—это динамический процесс макроскопического порядка, выходящий за рамки астрономического множества молекул и в миллионы раз превышающий размеры каждой кз них. Биологическая организация позволяет организмам преобразовывать энергию с быстротой и эффективностью, весьма редко достижимой в неорганической природе, а также тонко и избирательно реагировать на сигналы среды обитания. Так, например, КПД мускульных сокращений, при которых химическая энергия преобразуется в механическую, составляет 98 %, а человеческий глаз способен различать даже отдельные фотоны, попадающие на сетчатку.

Примерно 30 лет назад нобелевский лауреат А. Сент-Дьердьи уже отмечал, что. приблизиться к познанию характеристик живых систем мы сможем только в том случае, если примем во внимание свойства коллективного взаимодействия молекул, поймем законы их кооперативного поведения. Энергия метабол измов, вместо того чтобы растрачиваться на тепло, запасается в виде коллектива когерентных электромеханических и электромагнитных возбуждений. Когерентные возбуждения, возможно, отвечают за генерирование и сохранение во времени устойчивой упорядоченности организма. Кроме того, они отвечают за преобразование и передачу энергии, а также за чувствительность к слабым электромагнитным сигналам. В результате перед нами открывается целая новая область информационного взаимодействия и взаимосвязи в природе.

Другим важным аспектом когерентности является то, что она предполагает взаимосвязь между локальным и индивидуальным, с одной стороны, и глобальным и коллективным — с другой, что прежде считалось либо противоречивым, либо невозможным. Состояние когерентности — это состояние максимальной глобальной согласованности при одновременной максимальной индивидуальной свободе! Неизбежный конфликт индивидуального и коллективного, служивший отправной точкой для всех биологических и социологических теорий западного сознания, оказывается в конце концов не столь уж фатальным и неустранимым. Может быть, нам необходима система свежих и необычных постулатов и исходных допущений?

КОГЕРЕНТНОЕ И ГАРМОНИЧНОЕ ОБЩЕСТВО

Можно ли представить себе общество, адекватное нашему новому и, надо надеяться, более глубокому пониманию природы? Я бы назвала такое общество гармоничным и когерентным, ибо такое название созвучно знанию о единстве и гармонии природы и вместе с тем отражает надежду, что мы все-таки в конце концов сумеем жить и трудиться в этом мире в соответствии с подлинным знанием о природе. Такое название несет в себе и представление о жизни в согласии с природой, а также о жизни в согласии с нашей собственной естественной сущностью.

Долгое время утописты и социальные мыслители, такие, например, как К. Сен-Си-мон, Г. Спенсер, О. Конт, использовали понятие о биологической организации как метафору для объяснения социального устройства. Механистический взгляд на жизнь ''нагружал'', следовательно, понятие об обществе целым рядом ошибочных и необоснованных допущений и посылок, среди которых наиболее пагубным влиянием обладали принципы социал-дарвинизма. Два не оговоренных явным образом, но глубоко укоренившихся представления лежали в основе социал-дарвинизма: во-первых, что человек, помимо всего прочего, есть изолированный атомарный индивид, руководствующийся исключительно эгоистическими интересами (если вообще не страстью к агрессии); во-вторых, что при отсутствии налагаемого извне и принудительно социального или морального порядка в обществе воцарится хаос, анархия и произвол.

С точки зрения нашего подхода, ориентированного на взгляд ''изнутри природы'', вся природа пребывает в единстве, в котором активное участие принимаем и мы сами. Взаимосвязь и социальность первичны, тогда как агрессивность и ненависть суть плоды обманутой или неразделенной любви. Дар-вино-фрейдовский человек — продукт разобщенного, репрессивного общества, воздвигнутого на началах всестороннего отрицания любви. Такое общество не является ни естественным порождением и продолжением всеобщей человеческой природы, ни неизбывным спутником и условием человеческого существования.

Сознание, полностью открытое навстречу природе, коренится в самой природе и связано со всем сущим. Такому сознанию не угрожает ни отчуждение изоляции, ни пустота одиночества. Оно всегда свободно, радостно и бесстрашно. Оно всегда исполнено доброты и любви, всегда во власти высших моральных помыслов — ибо мораль проистекает из опыта реальной взаимосвязи и приобщенности к ближнему, ко всякому сущему и в конечном счете ко всеединству природы. В этом всеединстве страдание и радость — общие, одни на всех. Такова естественная, изначальная моральность, идущая от сердца и не нуждающаяся в школярском усвоении и принуждении извне.

Человек должен предоставлять природе возможность следовать собственными путями, соответственно ее законам, сам же должен стремиться к творческому соучастию, не допускающему навязывание природе своей непросвещенной воли и грубого вмешательства в ее тонкие и хрупкие механизмы. Точно так же и гармоничное человеческое общество должно быть устроено так, чтобы его законы и порядки отвечали нашей естественной сущности, давали бы ей возможность обрести и раскрыть себя, реализоваться в партнерстве и гармонии с природой.

Нам еще предстоит отыскать путь к истинному пониманию природы. Только тогда мы обретем истину и о самих себе.

В природе царит собственный динамичный и высокий порядок, в котором глубочайший источник ее творческих сил. Мы можем войти в этот порядок, слиться с ним и творить, во всем следуя всетворящей матери-природе.

Вступление и перевод с английского кандидата философских наук. А. Б. Толстова.